21.09.2014 в 19:18
Пишет Vlublennaya_v_more:Фанфик: Особенности однополого размножения 2/2
Название: Особенности однополого размножения
Автор: Vlublennaya_v_more
Бета: Sybellin
Размер: миди
Категория: слэш
Жанр: romance, humor, hurt/comfort
Пейринг: майстрад
Рейтинг: NC-17
Статус: завершен
Дисклеймер: прав не имею никаких
Размещение: где угодно, но уведомите
Саммари: Мы знаем про отношение Шерлока к любви и физической близости, но что на счет его брата?
Предупреждения: Простите за все неточности, связанные с биологией и биографией Холмсов. Начало фанфика было положено раньше показа третьего сезона и гораздо позже последнего школьного урока биологии. Было странно писать со стороны Майкрофта, опираясь на его опыт и чувства. Обычно раскладка в моих работах совсем иная, от этого характеры обоих персонажей отражаются под новым углом. Так что, вполне возможен OОC
Критика: В пределах разумного
1 часть sherlockbbc.diary.ru/p199220243.htm
читать дальше
В Париже выпал снег. Серебристое покрывало окутало массивные скульптуры, узкие аллеи парков и спешащих за подарками горожан. Майкрофт следил за этой предпраздничной суетой с каким-то непонятным чувством на сердце. Он много путешествовал в силу специфики работы и не раз заставал Рождество в командировках по всему свету. Бесконечная череда ответственных напряженных дней для него не прерывалась даже сейчас. Он не зря заранее предупредил Лейстрейда, что видеться им в этой поездке предстоит нечасто. Оставалось надеяться только, что инспектор не скучал – личный водитель и экскурсовод сопровождали его во все туристические Мекки Франции. Разумеется, никто не запрещал ему просто отдыхать в номере или гулять по городу. Последнее под ненавязчивым наблюдением со стороны ответственных людей, разумеется. Инспектор переживал сейчас сложный период в жизни, когда кажется, что не все еще потеряно, и открывается второе дыхание. Само по себе неплохое состояние духа, но в случае Грегори крайне опасное. Заслуженный сотрудник Скотленд-ярда все чаще и чаще поддавался каким-то запальчивым мальчишеским порывам. Холмс всерьез опасался, как бы во время очередной самостоятельной прогулки он не кинулся кому-нибудь на помощь, не разбирая дороги, несмотря на едва затянувшиеся раны. Это беспокойство за кого-то помимо Шерлока ставило в тупик. И если тот был как никак родной младший брат, то страх за другого был чем-то новым и тревожным. Холмс корил себя, ведь это было не что иное, как проявление той самой излишней сентиментальности, которая всегда доставляла ему одни неприятности. Он никак не мог взять в толк, почему простые человеческие взаимоотношения даются ему с таким трудом. Может, и любовников у него не было именно по этой же причине - в глубине душе он понимал, что не может отделить физическую близость от духовной составляющей. Это уводило его обратно, в те времена, когда он жалел одноклассниц, глядя на их розовые блокноты.
—Вы не против встретить рождество здесь, мистер Лейстрейд? — спрашивает Холмс во время их первого за всю командировку совместного завтрака.
Он приехал в отель только рано утром и как раз застал проснувшегося Грегори на террасе за небольшим сервированным столиком. Примечательно, что столовых приборов было на две персоны.
«Как знал» - едва завидев его, констатировал инспектор, наполняя вторую чашку горячим кофе. Вообще, на улице было довольно прохладно, но Лейстрейд сидел в теплом свитере, укрывшись пледом. Выглядел он при этом так умиротворенно и уютно, плюс ко всему этот предупредительно налитый кофе и сама обстановка. Странно было осознавать, что кто-то ждет тебя вот так — не на запланированную встречу или на очную ставку, а просто надеясь, что у тебя найдется время, и ты придешь. На Майкрофта неожиданно накатила волна необъяснимого тепла и легкости. Невероятно, но ему нестерпимо захотелось склониться и поцеловать этого взъерошенного от сна и холода мужчину.
—Если только Вы будете рядом со мной, мистер Холмс, — отвечает инспектор, внимательно разглядывая его задумчивое лицо.
Сомнение успевшее сковать сердце ледяным панцирем за те секунды, что Лейстрейд молчал, отступает. Майкрофт расслабляется и отвечает на пристальный взгляд инспектора мягкой улыбкой:
— Разумеется, мы будем с вами вдвоем, Грегори.
Едва ли не в первый раз в жизни слова срываются с его губ быстрее полета мысли. Он смущен, а Лейстрейд довольно щурится на декабрьское, промелькнувшее меж густых облаков солнце.
—Вдвоем? — почему-то шепотом повторяет он, — что ж, ловлю вас на слове, Мистер Холмс.
Быть пойманным тоже очень новое и тревожное состояние для Майкрофта. Поэтому он планирует это Рождество с особой тщательностью. Он давно заприметил тот небольшой ресторанчик с камином и уютными залами, еще в свою самую первую деловую встречу в этом городе. Арендовать все помещение не трудно, на праздники Париж обычно заметно пустеет — все отправляются к родственникам за город. Для управляющего его предложение как манна небесная. Получить прибыль вместо неизбежных издержек просто подарок судьбы.
Майкрофт хочет приятно удивить инспектора, поэтому прибывает на место раньше. Он удостоверяется, что в убранстве зала нет ничего лишнего и чересчур помпезного, ведь хозяин мог и перестараться на радостях. Наоборот, он желает видеть это место по-домашнему уютным. Этакий суррогат комфортного пристанища, для тех, кто был такового лишен. Закуски и горячие блюда были готовы, стол сервирован на две персоны — больше они не будут нуждаться в обслуживании. Майкрофт распускает персонал по домам, получив доступ на кухню и ключи от входной двери. Жаль, что им предстояло обходиться искусственным музыкальным сопровождением, но оставлять еще кого-то помимо них в ресторане Холмс не хотел, пусть даже это был бы пианист.
Когда инспектор вошел в главный зал, тот был благословенно пуст и идеально убран. Майкрофт появился со стороны служебного входа и тут же замер, чтобы иметь возможность какое-то время украдкой следить за инспектором. Лейстрейд удивленно крутил головой, медленно продвигаясь от входа к накрытому столу. Холмс судорожно сглотнул, когда Грегори вошел в пятно играющего света, источаемое камином. Он был очень… Красив? Классический костюм, белая рубашка... Инспектор мог сейчас запросто сойти за киноактера или успешного бизнесмена. Он казался насмешкой над собственным возрастом и временем, которое так долго меняло и терзало это тело, а оно, в итоге, стало по-своему еще более привлекательным. Стоило признать, что эта самая неистребимая привлекательность была насмешкой и над самим Майкрофтом. Кто они друг другу, в конце концов? Друзья? Любовники? Временные союзники на войне по имени Шерлок? Или совершенно чужие друг другу люди, преследующие каждый свою цель? Майкрофт отдавал себе отчёт, что если бы не яростный натиск со стороны инспектора, он никогда бы не решился на подобную авантюру. Словно хорошая девочка из плохой мелодрамы он жертва необъяснимого, но наверняка корыстного внимания со стороны красавца-ухажера. Что там им обычно нужно этим ловеласам? Деньги, связи, домашняя работа по химии? При всем своем выдающемся интеллекте Холмс не мог построить даже малейшей догадки. Лейстрейд начисто был лишен честолюбия и карьерных амбиций, иначе бы не упускал бездарно столько возможностей продвинуться еще выше по карьерной лестнице. Он часто бросал дела, когда все точки вставали над i, и кидался спасать новых несчастных. В итоге на его лаврах всегда почил кто-то другой, пробираясь все дальше и дальше за его счет. Так что деньги и связи отпадали сразу. Ну а в химии, к огромному восторгу Шерлока, он и сам никогда не был силен.
Тем временем Грегори уже закончил осматриваться и искал его взглядом. Пришло время выходить из тени.
—Я вырвал Вас из дома на Рождество, инспектор, — извиняющимся тоном проговорил Холмс, выходя навстречу долгожданному гостю, — так что теперь я лишь надеюсь хоть как-то компенсировать упущенные возможности.
Лейстрейд хмыкнул, обводя зал взглядом еще раз:
— Будьте уверены, мистер Холмс, очередной унылый холостятский вечер перед телеком вы компенсировали мне с лихвой.
Они неожиданно серьёзно смотрят прямо в глаза друг другу, и это выглядит немного странно.
— Ну что ж, — говорит после некоторой паузы Майкрофт, — может, присядем за стол?
Ужин восхитителен. Холмс удовлетворен степенью прожарки и соотношением специй. Его восхищение стараниями поваров выражается в самом факте употребления им столь недиетических продуктов в пищу. Лейстрейд же даже постанывает, тщательно пережевывая отличную баранину. Он часто облизывает губы и смакует каждым кусочком. Холмс слушает и смотрит на все это гастрономическое непотребство, фактически не выпуская бокала из рук, ощущая странную сухость во рту.
Утолив голод, Лейстрейд откидывается на спинку стула и вновь окидывает помещение внимательным взглядом. Майкрофт начинает нервничать, неужели он перегнул палку? Может, весь ресторан в их распоряжении это чересчур для инспектора? Ему не хотелось показаться законченным снобом.
— вам что-то не нравится, инспектор? — прямо спрашивает он, наконец.
Грегори смотрит на него слегка удивленно, словно не подавал ни единого повода для озвучивания подобного вопроса.
— Простите, мистер Холмс, но я едва сдерживаюсь, чтобы не запечатлеть себя в этом потрясающем месте, и не отправить ммс своей бывшей, — усмехается мужчина, делая небольшой глоток вина.
Пару секунд он оценивает вкус, не отводя руку с бокалом от губ.
— Она бы лопнула от зависти, честное слово... Вот только это как раз прерогатива бывших жен делать нечто подобное в отместку мужьям-жмотам. Лейстрейд корчит скорбную мину, но в его карих глазах пляшет шальной огонь.
— Ох, уж этот мир с его скучными правилами, — вдруг выдает он, и тут уже Майкрофт не может сдержать смешка:
—Боже, инспектор, в эту самую минуту у меня возникло жуткое ощущение, что вашими устами говорит мой брат.
Грегори смеется, ставя бокал на стол.
—Да, Шерлок это тот еще вирус, — вздыхает он, — но мне, правда, все нравится. Честно говоря, я был на седьмом небе уже тогда, когда получил от вас смс с приглашением в совместную поездку.
Эти слова звучат так искренне и откровенно, подчеркнутые тишиной и уединением, что им обоим становится немного неловко. Первым не выдерживает инспектор.
— Слушайте, а как же музыка? — спрашивает он, пытаясь что-то рассмотреть за стойкой администратора, не вставая со стула. — Неужели у них здесь никакой стереосистемы нет? Только артисты, что ли?
— Что-то наверняка есть, — отвечает Холмс, намереваясь подняться.
—Нет, сидите, мистер Холмс! — предугадывая его действия, просит Лейстрейд и сам отправляется на поиски музыкального пульта.
Майкрофт остается сидеть в одиночестве, размышляя. Мысли в его голове отчего-то не отличаются особым оптимизмом. Неожиданно зал оглушает визгом какое-то сумасшедшее гитарное соло, но в ту же секунду инспектор регулирует звук и ставит ненавязчивую классику с партией саксофона.
—Неплохо, — говорит он подошедшему инспектору, — весьма.
Немного напрягает то, что мужчина не намерен садиться. Он возвышается над Майкрофтом, зачем-то вытянув вперед руку.
Холмс смотрит недоуменно, его уши словно забиты ватой, и он решительно не разбирает слов Грегори.
«Потанцуем?» - наконец доходит до него.
Что ж танцевать ему не впервой. Светские рауты и званые вечера, на которых ему довелось побывать, всегда предполагали танцы. Вот только обычно он вел, а сейчас инспектор осторожно сжал вложенную в свою ладонь тонкопалую кисть и положил себе на плечо. Другая же рука легко легла на гладкую ткань пиджака Холмса в районе поясницы. Майкрофт не возражал открыто, но инспектор все же заметил замешательство, скользнувшее по его лицу.
—Позвольте мне вести хотя бы в танце и хотя бы в Рождество, — тихо просит Грегори, делая первый шаг.
Майкрофт подчинился, позволяя задавать себе ритм и амплитуду движений. Нужно отдать должное Лейстрейду — двигался он довольно умело.
— Женщины от вас, должно быть, без ума, мистер Холмс, — неожиданно говорит инспектор, опаляя горячим дыханием ушную раковину Майкрофта.
— С чего вы взяли, мистер Лейстрейд? — недоуменно спрашивает он.
Инспектор тихо смеется и немного отстраняется, не разрывая контакта.
Он внимательно проходится взглядом по удивленно нахмуренному лицу и отвечает, глядя прямо в серо-зеленые глаза.
— Такой умный, властный и холодный, — не спеша проговаривает он, — элегантный, вежливый и учтивый, полон загадок и тайн, с такими печальными глазами...
Они оба замедляют ритм танца, почти останавливаясь друг напротив друга. Майкрофт не может оторвать глаз от этого темного горячего кофе, омывающего черные капли зрачков.
—Что еще нужно женщинам? — инспектор заканчивает свою нелепую теорию риторическим вопросом.
Но у Макрофта на этот счет имеются свои соображения:
—Возможно, привлекательная внешность играет здесь не последнюю роль, инспектор. Вам ли не знать.
Холмс одновременно умудряется сделать комплимент и съязвить. Но Грегори ничуть не смущен:
— Моя жена вышла за меня, купившись на мою пьяную обольстительную улыбку. Мы познакомились в пабе, где я топил первую служебную неудачу в пинте пива, а она отмечала день рождения сестры. «Красавчик» — сказала она мне, маня за угол, где мы предались нашей первой горячей страсти возле мусорных баков. Помню, с одного из них вылез бомж и грязно выматеревшись, заявил, что мы мешаем ему спать.
— Это самая романтическая история знакомства из всех, что мне когда-либо довелось слышать, — ровным серьёзным тоном говорит Майкрофт, когда пауза затягивается, — спасибо, что поделились, — добавляет он.
Лейстрейд стискивает его пальцы, прижимаясь торсом еще ближе. Это уже не совсем танец, а скорее объятие.
— Потом она много раз называла, меня красавчиком, так что я возненавидел это слово. Ведь, все последующее разы после свадьбы это было в контексте: «вынеси мусор, красавчик», «как у тебя только мозгов хватило так нас опозорить перед соседями, красавчик» и «я потратила на тебя самые лучшие годы, красавчик». Знаете, этот «Красавчик» был синонимом лузера. Я всегда был неудачником, на которого она повелась из-за смазливой физиономии. «Красавчик» — это всегда звучало как обвинение. — Грегори тяжело вздыхает, очевидно, мысли о жене и прошлом плохо на него влияют. — Я к тому, мистер Холмс, что внешность это последнее о чем стоит беспокоиться, имея на руках все ваши козыри. Взять например вашу Молли. Она же без ума от вас!
Майкрофт вопросительно поднимает бровь и скептически смотрит на партнера по танцам:
- О какой Молли идет речь, инспектор?
Лейстрейд неопределенно хмыкает:
- Ну, не Молли, конечно. Бедняжка патологоанатом жертва бесстрастного гения Шерлока. Она преклоняется перед ним, несмотря на все те гадости, что этот подлец ей говорит. Но у Вас тоже есть такая Молли, мистер Холмс — верная тень за вашей спиной, безнадежно покоренная вашим холодным очарованием. Кажется, в последний раз ее звали Антея.
Губы Майкрофта поджимаются. Вот еще — его помощница и влюблена в него без памяти.
— Не говорите глупостей, инспектор. Антея просто целеустремленный человек, который знает за кем нужно следовать, чтобы добиться успеха.
— Да, да, — согласно кивает Грегори, — тот самый человек, который раз шесть в довольно резкой форме советовал мне держаться от вас подальше и чуть ногти не обгрыз до мяса, когда оставил нас наедине — в тот раз, в вашем сверхсекретном кабинете. Когда я вышел, на ней лица не было. Ревнивица не привыкла вас ни с кем делить, не так ли? — усмехается Лейстрейд, — Вы такой умный, а ни сном, ни духом... А ведь у нас с ней очная ставка почти с самой первой встречи после той вербовки на складе.
С каждым словом, слетающим с этих влажных красиво очерченных губ, земля под ногами Холмса движется все быстрее и быстрее. Он опасается, что скоро ноги заплетутся, и он рухнет на холодный гладкий пол.
— Как же я был рад, когда мы застряли в том домике вдвоем, — продолжает откровенничать Лейстрейд, поглаживая его талию. — Я думал, что выкрал вас у всего мира, который все никак не желал вас отпускать. Но вы были так отстраненны, так холодны со мной. Умудряясь держать лицо даже в самых недвусмысленных ситуациях. Знаете, когда я накинулся на вас, у меня действительно сорвало крышу... Я был так зол, ведь столько времени ушло напрасно! — немного безумно смеется инспектор, касаясь гладко выбритой щекой щеки Холмса, — Думал, зачем вам я — старый недалекий неудачник, когда у такого человека как вы всегда есть возможность завладеть самыми лучшими, красивыми и умными... Как она. Я думал, вы скучаете по ней, предоставляете?! Но теперь-то я знаю, что вам нет особого дела ни до кого...
Инспектор целует его шею, а Майкрофт давно сбился со счета — сколько раз подряд уже проигрывается эта музыка с саксофоном?
— Вы сумасшедший, Грегори, — выдыхает он, — и как я только мог собственноручно запереть себя с вами наедине в этом ресторане?
Лейстрейд отстраняется, лицо его сосредоточено и серьезно:
— Поцелуй меня, — первый раз мужчина обращается к нему на «ты».
Он не двигается и не нападает. Это не приказ и не проверка. Это просьба в голосе и мольба в глазах.
И Майкрофт не может отказать. Он освобождает руки и кладет ладони на горячие щеки. Секунду серые глаза вглядываются в карие, а затем Холмс сам тянется к губам Грегори, накрывая и сминая их. Вся инициатива в его руках — он целует так, как хочет, как умеет, как желает. А Лейстрейд стоит как завороженный, его глаза закрыты, а пульс учащен. Эта покорность открывает что-то новое в Майкрофте. Это не агрессия и не сладость доминирования, это совсем иная истина. Холмс вдруг понимает, что иногда секс — это покой, это то, что дарит тебе силы и поддерживает. Не соревнование и не инстинкт. Порой секс это краткий союз двух смертельно уставших сердец.
Лейстрейд вдруг отстраняется и, глядя Майкрофту в глаза, сначала расслабляет узел его галстука, а затем целеустремленно расстёгивает пуговицы на рубашке скромного служащего одну за другой. Прохладные пальцы проходятся по густой растительности, поглаживая, словно шерсть животного. Это могло быть весьма обидно, если бы не было столь волнующе. Неожиданно инспектор наклоняется и трется лицом о грудь Холмса. Майкрофт дрожит всем телом и не знает, что и думать. Тем временем Лейстрейд явно наслаждается своим занятием, его нос слегка зарывается в тёмно-рыжие завитки, а дыхание щекочет кожу. Спустя какое-то время, инспектор выпрямляется, напоследок поцеловав ненавистный Майкрофту второй подбородок, стремительно расстёгивает собственную рубашку, обнажая усеянную мелкими царапинами и свежими шрамами грудь.
Майкрофт невольно морщится, глядя на эту картину. Такими темпами Лейстрейд себя точно угробит, нужно срочно придумать, как можно максимально дольше не допускать его до опасных операций.
Прерывая поток тревожных мыслей, Грегори тесно прижимается кожей к коже Холмса, обвивая рукой его поясницу. Их легкие моментально берут единый ритм, и Майкрофту кажется, что они превращаются в единый целостный организм.
Лейстред целует его шею и плечи, поглаживая обнимающей рукой спину и поясницу. Майкрофт пьянеет от нахлынувших чувств и ощущений, он зарывается тонкими пальцами в седой ежик на затылке инспектора, поощрительно придерживая его голову в тесном контакте с собственным телом.
Грегори медленно опускается на колени, так же плавно скользя поцелуями вниз по стыдливо втянутому животу. Пальцы уверено разделываются с замком и с молнией... И Майкрофту вновь не остается ничего другого как стараться удержать равновесие и хоть какие-то крохи здравомыслия, пока инспектор Скотленд-ярда творит нечто совершенно немыслимое для своих лет и социального статуса.
Минет — это, конечно, ужасно приятно, но в то же время Холмс чувствует себя слегка некомфортно. Лейстрейд ублажает его таким образом уже второй раз. Не обязывает ли это его отплатить ответной услугой? С другой стороны, это ведь чистой воды инициатива инспектора, так что... Он не хочет быть неблагодарным, честно, но мысль о том, что ему придется встать точно также на колени перед другим мужчиной, расстегнуть ему штаны и взять в рот, заставляла его серьезно нервничать. Сам Майкрофт старался не смотреть в лицо Грегори в этот момент. Он никогда не понимал, отчего в порно актеров всегда заставляют поднимать глаза — смотреть на партнера, когда у тебя во рту его член. Что это должно выражать? Патрик тоже заставлял его смотреть себе в глаза в такие минуты. В первые разы Майкрофт был так озадачен вопросом подавления собственных рефлексов, что подобные просьбы ставили его в тупик. Он с трудом контролировал дыхание и старался расслабить горло, чтобы не опозориться перед любовником, и когда тот повелевал — «смотри на меня», сразу терялся и, как правило, сбивался с ритма, заходясь в кашле. Эти приказы ужасно смущали его. Если даже симпатичные девицы за этим делом выглядели не самым лучшим образом, то как же должен смотреться он сам — рыжий и носатый?
- В чем дело? — озадаченно спрашивают откуда-то снизу
Майкрофт удивленно моргает и опускает взгляд. Лейстрейд по-прежнему стоит на коленях, но рот его свободен. Рукой мужчина охватывает его заметно поникший ствол.
Да, всё эти глупые волнения и сомнения сыграли свою печальную роль. В горле пересохло, и Холмсу решительно нечего сказать в свое оправдание. Не дождавшись ответа, Грегори встает, отряхивает и без того чистые брюки, застегивает ремень и ширинку Майкрофта, стараясь выглядеть как можно более непринужденно.
— Извините, мистер Холмс, — неожиданно говорит он, — у вас и вправду столько работы и забот, вам бы отдохнуть хотя бы в рождество, а тут я — старый похотливый идиот.
—Не говорите глупостей, инспектор, — резко прерывает его Холмс, приводя в порядок рубашку, — вы потрясающе выглядите, уж поверьте, — здесь он слегка понижает голос, — просто, вероятно, я действительно слишком устал.
Оба чувствуют себя ужасно. Холмс успел проклясть себя уже с десяток раз, прежде чем они вновь заговорили. Ну, кем нужно быть, чтобы суметь напортачить даже во время минета? Особенно если это тебе доставляют удовольствие! Знай себе — стой и наслаждайся. Но, разве у него может выйти что-то нормально, если это касается секса? Можно было уже и привыкнуть.
— Давайте выпьем, — предлагает инспектор, потирая ладонью вспотевшую шею — плотно прилегающий воротничок рубашки неприятно колет кожу.
Холмс просто кивает в ответ, и они идут к столу.
Майкрофт понимает, что это Рождество со временем превратится в одно из тех воспоминаний, которые всплывают внезапно, но настойчиво, вызывая волну неустаревающего стыда за себя. Одному Богу известно, как он ненавидел выглядеть глупо.
Они недолго просидели в ресторане тем вечером. Обычный будничный разговор никак не клеился после всех тех откровений во время их странного танца, а продолжать говорить по душам после случившегося никому не хотелось. В итоге, они решили прокатиться по ночному городу, улицы и дороги которого были благословенно пусты.
В салоне тоже воцарилось молчание, Майкрофт был за рулем, а Лейстрейд сидел рядом и задумчиво смотрел в окно. По его виду можно было подумать, что он скорее смотрит очередное ток шоу по телевизору, а не присутствует во вполне реальном настоящем. Взгляд его был каким-то пустым и отстраненным.
— Боже правый, мистер Лейстрейд! — почти с натуральным удивлением восклицает Холмс.
Инспектор заинтересованно поворачивает голову в его сторону.
— Еще в самом начале вечера я отметил некоторую скованность в ваших движениях, — поясняет Майкрофт, — и сделал ставку на неудобное белье. Еще удивился, ведь по магазинам в Париже вы не ходили, все вещи должны быть не первыми в носке и проверенными.
Он еще не закончил свою мысль, а Лейстрейд уже ухмыляется, потешаясь над самим собой.
—До меня только сейчас дошло, — продолжает Холмс старший,— вы надели те самые неудобные плавки, которые купили еще в Лондоне.
—Заметьте — для вас , — уточняет Грегори, — я купил и надел их для вас, мистер Холмс.
Последний обескуражено вздыхает.
— И вы целый вечер терпите? Прошу заметить это крайне вредно для мужского здоровья, — с наставническими нотками в голосе комментирует он.
Лейстрейд хмыкает:
—Видите, на какие жертвы я ради вас иду. Так что паркуйте машину, мистер Холмс — как альтернатива загубленному романтическому вечеру будем смотреть на Эйфелеву башню и целоваться до самого утра.
Майкрофт действительно съезжает с дороги на смотровую площадку. Припарковавшись, он с мольбой в глазах смотрит на собеседника:
— Помилуйте, Грегори, у меня самолет в восемь утра, давайте хотя бы до полвторого.
Оба, не сдержавшись, смеются.
Лейстрейд придвигается ближе, кладя ладонь на впалую из-за многочисленных диет щеку.
— Что вы за человек, мистер Холмс, — качая головой, говорит он, — кто же торгуется с любовницами?
Майкрофт возвращается в Лондон первым. У них с Лейстрейдом разные рейсы, ведь последнему выходить на работу только в понедельник, а вот Холмс приглашен на обед в загородную резиденцию министра в день прилета. Встреча неофициальная, но каждый знает, что от официальной ее отличает разве что отсутствие галстуков, но никак не важность поднимаемых вопросов. Вообще, по большому секрету, Майкрофту случалось быть приглашенным на действительно дружеские посиделки, где не вершились судьбы мира. Он играл в гольф, шахматы, пил кофе на веранде, наслаждаясь видом. Даже командировки не всегда были такими уж безумно напряженными. Работы, конечно, было много. Ни о каком нормированном графике и говорить не приходилось, учитывая, к тому же, постоянно поступающие данные разведки. Но все же не до крайностей. Но окружающим почему-то очень нравилась идея о его сверхзагруженности и ответственности за каждое происшествие в мире. Никто и мысли допустить не мог, что он мог просто слетать в Бразилию на пару встреч, а остальное время проваляться в шезлонге с книгой. Подобное удовольствие ему выпадало не часто, но жизнь порой баловала и таким. Но скажи об этом кому-нибудь — ни за что не поверят. Будут думать, что весь отпуск проторчал в бункере при сборке новой сверхмощной ядерной ракеты, а загар — часть конспирации. В этот раз дело касалось продвижения одного непопулярного, но крайне эффективного закона. Без сомнения, по старой доброй традиции, особо полезным он окажется как раз для продвигавших его в массы. Но и для короны новый закон мог быть полезен в дальнейшем. Однако перед чем-то действительно важным должны быть сотни бессмысленных разговоров, таковы уж правила большой политики. Подъезжая к солидно раскинувшемуся меж двух холмов особняку, Майкрофт невольно отметил краем глаза машину, припаркованную почти у самого крыльца. Он сомневался, что когда-либо видел сам автомобиль воочию, но номера и марка ему были странно знакомы. Владельцем сего сверкающего великолепия немецкой сборки был точно не министр. Это не вписывалось в его тщательно продуманный образ патриота-фанатика.
—Мистер Холмс, — приветствует его высокопоставленный хозяин особняка, протягивая руку. Майкрофт вежливо пожимает крепкую ладонь, и они с министром следуют в зал совещаний. Эту гигантскую комнату с камином и охотничьими трофеями здесь называют именно так.
— Позвольте предоставить вам главного редактора «London Times», — с доброжелательной улыбкой министр знакомит его со стоящим возле камина третьим участником их небольшого собрания, — мистер Уйени любезно согласился посотрудничать с нами в вопросах связи с общественностью. Будем надеяться, что именно его перо донесет до нашего строптивого избирателя всю пользу грядущего законопроекта как нельзя лучше.
«Ах, да… Знакомый номер» — отстраненно вспоминает Холмс. — «Код № 74, выписан штраф за превышение скорости» — отчет за 20 декабря.
— Добрый день, мистер Холмс, — учтиво приветствует его старый знакомый, протягивая руку для рукопожатия, когда они с министром преодолевают разделяющее собеседников расстояние, и все трое садятся за стол.
В ходе беседы скопившееся напряжение понемногу отпускает Майкрофта, который, тем не менее, внешне с самого начала остается совершенно невозмутимым. Его устраивает то, что Уйени ничем не выдает их старого знакомства. Скорее всего, он ранее вскользь упоминал министру, что они когда-то пересекались в этом большом мире, но сделал это мастерски тонко, так что отличавшийся особым любопытством чиновник оставил эту тему довольно быстро. Говорят они, слава богу, в основном только по делу, ограниченные каждый своим собственным графиком. Когда отведенное время подходит к концу, Майкрофт еще раз просит прощения за то, что вынужден покинуть столь приятную компанию, и обещает со своей стороны выполнить все оговоренные условия. Хвала богам, что про нехватку времени он действительно не лгал и предупредил министра, едва получив приглашение, о том, что сможет задержаться не более чем на пару часов. В любом другом случае его поспешный уход выглядел бы как бегство. В том, что это и было чистой воды бегство, Холмс категорически отказывался признаваться даже самому себе.
Он уже садился в машину, когда на пороге показался Патрик, дымя сигаретой.
— Рад был увидеть вас, мистер Холмс, — выдыхая марево дыма, сказал он, глядя не то насмешливо, не то оценивающе.
— Взаимно, — сухо ответил Майкрофт, не позволив смутить себя.
— Я был наслышан о вас, дорогой друг, — продолжил вещать Уйенни из окружившей его белой дымки, — но мне не удавалось ни на шаг приблизиться к вашей скрытной персоне. Вы крайне сложная мишень, — заключил он, и его губы невольно расползлись в такой знакомой ухмылке.
Майкрофт не был намерен обмениваться и дальше этими милыми «любезностями». У него не было на это ни времени, ни желания.
—Что ж, приму это как комплимент, — с деланным равнодушием ответил он, — а теперь прошу меня простить – работа не ждет.
Холмс улыбнулся на прощание и хлопнул дверью, располагаясь в салоне.
Только выехав далеко за пределы резиденции, Майкрофт позволил себе перевести дыхание. Мысли, ощущения и эмоции хлынули в него бурным потоком. На самой встрече он был словно под анестезией, разум взял всё под свой контроль, подавив малейшие проблески чувств. Сейчас он мог с поразительной точностью припомнить все детали, которые опускал до этого, словно сделал множество снимков, и сейчас пришло время их проявить. Эти темные усмехающиеся глаза... Как он мог сравнивать живой и теплый взгляд Грегори с этими холодными кусками горной породы? Перепутать тлеющую чувственность, томившуюся в улыбке и движениях инспектора с примитивными повадками хищника? Эта встреча обескуражила Холмса, но в то же время открыла глаза. Майкрофт неожиданно задумался, почему тот давний печальный опыт оставил такой четкий отпечаток в его памяти? Ведь в жизни случается и не такое. Что произошло тогда на самом деле? Безусловно, он был унижен, осознав, что им пользовались, но неужели его самолюбие настолько велико, что он не смог прийти в себя за столько лет? Или может произошедшее убило его веру в какое-либо чувство, кроме эгоистичного желания обладать и властвовать? Майкрофт устало прикрыл глаза, стараясь хоть немного усмирить агонизирующий разум.
Последняя, пришедшая в голову мысль, была настолько проста, но при этом так болезненно откровенна, что ему трудно было проговорить ее даже про себя. Что если он любил Патрика все это время? Любил тогда, когда отдавался ему, уткнувшись носом в ковер, любил, когда подслушал тот ужасный разговор и продолжал любить все эти годы? Призрак былой любви не покидал его, настоящий образ стерся и истлел, но он наделил его новыми качествами, усилил краски и любил совершенно нереального человека. Сейчас, взглянув в столько лет пугающее его лицо, Холмс не нашел там ничего, из того, что хранил в своей памяти. Это было так чудовищно нелепо, что сейчас, сидя в машине, Холмс был благодарен за разделяющую салон перегородку. Ему бы не хотелось, чтобы водитель видел его, ведь он трясся от смеха, прикрывая дрожащей холодной рукой глаза. Кажется, в уголках даже проступили слёзы. Он испортил себе столько лет жизни из-за любви к фантому. Но это ничто по сравнению с тем, что он делал с Грегори. С этим честным и доблестным служителем закона. По какому-то невероятному стечению обстоятельств, инспектор проявил к нему интерес и что самое удивительное оставался настойчивым и терпел разные нелепые выходки с его стороны. Он чуть не променял живого человека на мираж, приписав Лейстрейду все грехи Уйени и собственные страхи.
Промокнув глаза и лоб платком, он убирает его обратно в карман и достает телефон. Холмс хочет отправить инспектору сообщение, но обнаруживает, что тот написал ему первым.
Проснулся помятым, с саднящими губами и засосом на шее – как в лучшие годы своей юности. Спасибо за потрясающие каникулы, мистер Холмс! Не смотря ни на что, надеюсь на скорую встречу.
Немного поразмыслив, Майкрофт решает ничего не писать в ответ. Он надеется, что инспектор будет приятно удивлен, насколько скорой окажется их встреча.
Вечером он подъезжает к дому Лейстрейда, затерявшемуся в сотне точно таких же жилых коробок, поднимается на нужный этаж и звонит в дверь. Инспектор открывает не сразу и к тому времени, когда замок начинает прокачиваться, Холмс успевает слегка стушеваться. Он не просмотрел последние данные, решив в кои-то веки поступить импульсивно и не свойственно самому себе, и теперь опасался, что инспектор мог быть не один. Но дверь открывается и за ней стоит сонно щурящийся Лейстрейд. Праздный образ жизни слегка сбил его спартанский распорядок дня, и мужчина мог позволить себе выспаться вволю. Внезапный визит Майкрофта, очевидно, поднял его с постели. Вообще в планах Холмса все выглядело совсем иначе. Он решил, что придет к Грегори и набросится на него с порога, чтобы страсть сожгла их обоих в лучших традициях телемелодрам. Но жизнь есть жизнь и многое, что выглядит уместным теоретически, на деле оказывается каким-то фарсом.
— Простите что без приглашения, — извиняется он.
Грегори удивлен, но, слава богу, не раздражен, а наоборот выглядит даже… Обрадованным?
Инспектор пропускает его внутрь квартиры, он не спеша вешает пальто и складывает шарф и перчатки. Затем они смотрят друг на друга, переминаясь с ноги на ногу на самом пороге. Лейстрейд выглядит настороженным и растерянным. Он хоть и рад, но не знает, чего ему следует ожидать. Не удивительно, ведь он как никто знаком с его манерой разрешать… Интимные вопросы.
— Мистер Холмс, — начинает инспектор, но Майкрофт не дает ему договорить. Он подходит к мужчине и целует его, обняв за плечи. Когда они отрываются друг от друга, темные глаза Лейстрейда превращаются в почти черные, а скулы алеют.
— Я поднял вас с постели, инспектор, что непростительно, поэтому намерен как можно скорей загладить свою вину и вернуть вас обратно, — говорит Холмс и легко подталкивает инспектора к дальней комнате, где горит мягкий приглушенный свет от прикроватной лампы. Грегори понимает намек, и они отступают назад, не размыкая объятий. Кто сказал, что страсть должна быть сбивчивой и неуклюжей? Оторванные пуговицы, падающие вещи, быстрые поцелуи… Они никуда не торопятся. Майкрофт почти деловито вешает пиджак на спинку стула, Грегори помогает ему снять рубашку и развязать галстук. Холмс вытягивается на все еще хранящей тепло инспектора простыни, пока тот расстёгивает его ремень, тянет собачку на молнии вниз, выдавливает пуговицу из петли и спускает брюки Майкрофт сначала до лодыжек, а потом снимает их вовсе. Инспектор избавляет от собственных пижамных штанов и седлает бедра Холмса, стягивая через голову футболку. Грегори заставляет Майкрофта вытянуть над головой руки и ведет кончиками пальцев по внутренней стороне запястий и предплечий до самых подмышек, затем наклоняется и целует его куда-то в плечо. Лейстрейд щекотно, но возбуждающе проводит губами вниз по правому боку и слегка наискось, добираясь до впадинки пупка. Наградив достигнутую точку легким поцелуем, он сползает с Холмса и тянет его белью вниз – через бедра, колени и лодыжки прочь. Возвращаясь, инспектор целует его ноги, легко прихватывая губами усеянную жёсткими волосками кожу. Добравшись до налитого члена, Лейстрейд облизывает его несколько раз, осторожно сдвигая тонкую кожицу вверх и вниз. Потом он отодвигается, копошась в тумбочке и, в конце концов, Майкрофт может увидеть искомый предмет. Бледно розовое колечко презерватива касается головки, но Холмс останавливает Грегори:
— Постойте инспектор, — говорит он, — не могли бы вы сделать это для меня сегодня? — спрашивает он, словно речь идет о какой-то заурядной просьбе, как сварить кофе или вызвать такси.
Темные глаза смотрят на него испытывающее и, наверное, недоверчиво.
— Вы имеете в виду, что … — неловко начинает инспектор, с трудом подбирая слова.
— Трахните меня, Грегори, — как можно более точно изъясняется Холмс, чувствуя одновременно и неловкость от высказанной грубости и возбуждение от того как пошло это прозвучало.
Лейстрейд шокирован, но переводит дыхание и улыбается, нежно поглаживая его бедро.
— Как прикажите, мистер Холмс, — с максимально ответственным видом отвечает он, словно только что получил задание из штаба.
Майкрофт улыбается в ответ и ловит губами поцелуй от склонившегося над ним инспектора.
Мужчина расправляется с собственным бельем, и Холмс завороженно наблюдает, как он раскатывает презерватив по своему эрегированному пенису, разместившись между его раскинутых ног. Майкрофт невольно отмечает, что природа не обделила Грегори размером, и с волнением вспоминает о своем двадцатитрехлетнем перерыве между подобными развлечениями.
Но Лейстрейд вновь умудряется смутить его даже в такой ситуации. Он берет его закинутые над головой руки в свои и кладет их на бедра самого Майкрофта, побуждая его прижать колени к груди и держать собственные ноги в таком положении. Холмс исполняет все безропотно, считая что хуже быть просто не может, до тех пор пока инспектор, вместо того чтобы толкнуться в него, не спускается ниже и не касается горячим дыханием открытых ягодиц. По его промежности проходятся языком, и одному богу известно, что именно удерживает его от того чтобы не соскочить с кровати и не прекратить все это немыслимое действо. К своему ужасу через какое-то время Майкрофт понимает, что происходящее доставляет ему невообразимое удовольствие: движения языка, описывающего круги по его мошонке и ласкающего анус, приводят его в состояние почти исступления. Но ноги немилосердно затекают, и Холмс позволяет опустить их на плечи инспектора, который явно вошел во вкус. Затем в него проникают смазанные чем-то пальцы, и эта растяжка длится, кажется, целую вечность. Когда инспектор приставляет головку собственного члена к его разработанному отверстию, Майкрофт уже настолько раскрепощен предыдущими действиями, что вместо опасений и ненужных мыслей в его голове гуляет шальной ветер. Грегори входит в него… И смотрит, смотрит, смотрит… Не отрываясь… Невозможный человек! Кажется, раньше он сетовал на ковер, в который его неизменно утыкали носом во время соития, теперь же он был бы только рад, если бы ему предоставили возможность спрятать куда-нибудь свое пылающее лицо. Но он учится, учится выдерживать этот взгляд, и в какой-то момент вместо раздражения он приносит ему удовлетворение и радость. Он видит страсть в глазах Грегори и что-то такое, что им еще предстоит обсудить. Возможно не сегодня и не завтра, но когда-нибудь точно, ведь Холмс уверен, что это «что-то» есть и в его глазах, оно зародилось где-то глубоко внутри его существа несколько лет назад, когда он впервые зашел по делу Шерлока в заставленный коробками кабинет и увидел его владельца.
— Знаешь, я всегда признавал преимущества однополого размножения, — ни с того ни сего заявляет Майкрофт, задумчиво уставившись в потолок, спустя несколько часов сна и нескольких десятков разговоров.
Грегори недоуменно вскидывает бровь, глядя на разомлевшего под боком Холмса и, не сдержавшись, фыркает, осторожно переворачиваясь на тонкое распластавшееся рядом тело:
— Ну… Размножение я тебе не обещаю, но кое-что однополое попробовать можно…
Инспектор увлеченно расцеловывает веснушчатую грудь, не обращая внимания на насмешливое фырканье сверху.
— Неуч, это называется партеногенез. Имеется в виду не две однополые особи, а один организм, который может оплодотворить сам себя.
— Ммм… — мычит из-под одеяла Грег, — это самое сексуальное, что я когда-либо слышал — не останавливайся…
Теперь уже смеются оба, хотя с каждой секундой обоим становится все больше не до смеха.
— Хмм…— выдыхает Майкрофт, — таким способом размножается тля, блохи и некоторые виды кольчатых червей…
— Боже, — с нескрываемым восторгом шепчет Грег, творя своими пальцами и горячим ртом что-то немыслимое с телом любовника, — что ж ты со мной делаешь, я сейчас сойду с ума… Не может быть! Кольчатые черви… ммм…
Смех в очередной раз смешивается со стоном, и Холмсу остается не так уж много времени на размышления, ведь скоро разум вновь помутится от страсти.
Но в этот короткий промежуток до полного погружения он успевает задуматься, что, порой, секс это … Любовь?
URL записиНазвание: Особенности однополого размножения
Автор: Vlublennaya_v_more
Бета: Sybellin
Размер: миди
Категория: слэш
Жанр: romance, humor, hurt/comfort
Пейринг: майстрад
Рейтинг: NC-17
Статус: завершен
Дисклеймер: прав не имею никаких
Размещение: где угодно, но уведомите
Саммари: Мы знаем про отношение Шерлока к любви и физической близости, но что на счет его брата?
Предупреждения: Простите за все неточности, связанные с биологией и биографией Холмсов. Начало фанфика было положено раньше показа третьего сезона и гораздо позже последнего школьного урока биологии. Было странно писать со стороны Майкрофта, опираясь на его опыт и чувства. Обычно раскладка в моих работах совсем иная, от этого характеры обоих персонажей отражаются под новым углом. Так что, вполне возможен OОC
Критика: В пределах разумного
1 часть sherlockbbc.diary.ru/p199220243.htm
читать дальше
В Париже выпал снег. Серебристое покрывало окутало массивные скульптуры, узкие аллеи парков и спешащих за подарками горожан. Майкрофт следил за этой предпраздничной суетой с каким-то непонятным чувством на сердце. Он много путешествовал в силу специфики работы и не раз заставал Рождество в командировках по всему свету. Бесконечная череда ответственных напряженных дней для него не прерывалась даже сейчас. Он не зря заранее предупредил Лейстрейда, что видеться им в этой поездке предстоит нечасто. Оставалось надеяться только, что инспектор не скучал – личный водитель и экскурсовод сопровождали его во все туристические Мекки Франции. Разумеется, никто не запрещал ему просто отдыхать в номере или гулять по городу. Последнее под ненавязчивым наблюдением со стороны ответственных людей, разумеется. Инспектор переживал сейчас сложный период в жизни, когда кажется, что не все еще потеряно, и открывается второе дыхание. Само по себе неплохое состояние духа, но в случае Грегори крайне опасное. Заслуженный сотрудник Скотленд-ярда все чаще и чаще поддавался каким-то запальчивым мальчишеским порывам. Холмс всерьез опасался, как бы во время очередной самостоятельной прогулки он не кинулся кому-нибудь на помощь, не разбирая дороги, несмотря на едва затянувшиеся раны. Это беспокойство за кого-то помимо Шерлока ставило в тупик. И если тот был как никак родной младший брат, то страх за другого был чем-то новым и тревожным. Холмс корил себя, ведь это было не что иное, как проявление той самой излишней сентиментальности, которая всегда доставляла ему одни неприятности. Он никак не мог взять в толк, почему простые человеческие взаимоотношения даются ему с таким трудом. Может, и любовников у него не было именно по этой же причине - в глубине душе он понимал, что не может отделить физическую близость от духовной составляющей. Это уводило его обратно, в те времена, когда он жалел одноклассниц, глядя на их розовые блокноты.
—Вы не против встретить рождество здесь, мистер Лейстрейд? — спрашивает Холмс во время их первого за всю командировку совместного завтрака.
Он приехал в отель только рано утром и как раз застал проснувшегося Грегори на террасе за небольшим сервированным столиком. Примечательно, что столовых приборов было на две персоны.
«Как знал» - едва завидев его, констатировал инспектор, наполняя вторую чашку горячим кофе. Вообще, на улице было довольно прохладно, но Лейстрейд сидел в теплом свитере, укрывшись пледом. Выглядел он при этом так умиротворенно и уютно, плюс ко всему этот предупредительно налитый кофе и сама обстановка. Странно было осознавать, что кто-то ждет тебя вот так — не на запланированную встречу или на очную ставку, а просто надеясь, что у тебя найдется время, и ты придешь. На Майкрофта неожиданно накатила волна необъяснимого тепла и легкости. Невероятно, но ему нестерпимо захотелось склониться и поцеловать этого взъерошенного от сна и холода мужчину.
—Если только Вы будете рядом со мной, мистер Холмс, — отвечает инспектор, внимательно разглядывая его задумчивое лицо.
Сомнение успевшее сковать сердце ледяным панцирем за те секунды, что Лейстрейд молчал, отступает. Майкрофт расслабляется и отвечает на пристальный взгляд инспектора мягкой улыбкой:
— Разумеется, мы будем с вами вдвоем, Грегори.
Едва ли не в первый раз в жизни слова срываются с его губ быстрее полета мысли. Он смущен, а Лейстрейд довольно щурится на декабрьское, промелькнувшее меж густых облаков солнце.
—Вдвоем? — почему-то шепотом повторяет он, — что ж, ловлю вас на слове, Мистер Холмс.
Быть пойманным тоже очень новое и тревожное состояние для Майкрофта. Поэтому он планирует это Рождество с особой тщательностью. Он давно заприметил тот небольшой ресторанчик с камином и уютными залами, еще в свою самую первую деловую встречу в этом городе. Арендовать все помещение не трудно, на праздники Париж обычно заметно пустеет — все отправляются к родственникам за город. Для управляющего его предложение как манна небесная. Получить прибыль вместо неизбежных издержек просто подарок судьбы.
Майкрофт хочет приятно удивить инспектора, поэтому прибывает на место раньше. Он удостоверяется, что в убранстве зала нет ничего лишнего и чересчур помпезного, ведь хозяин мог и перестараться на радостях. Наоборот, он желает видеть это место по-домашнему уютным. Этакий суррогат комфортного пристанища, для тех, кто был такового лишен. Закуски и горячие блюда были готовы, стол сервирован на две персоны — больше они не будут нуждаться в обслуживании. Майкрофт распускает персонал по домам, получив доступ на кухню и ключи от входной двери. Жаль, что им предстояло обходиться искусственным музыкальным сопровождением, но оставлять еще кого-то помимо них в ресторане Холмс не хотел, пусть даже это был бы пианист.
Когда инспектор вошел в главный зал, тот был благословенно пуст и идеально убран. Майкрофт появился со стороны служебного входа и тут же замер, чтобы иметь возможность какое-то время украдкой следить за инспектором. Лейстрейд удивленно крутил головой, медленно продвигаясь от входа к накрытому столу. Холмс судорожно сглотнул, когда Грегори вошел в пятно играющего света, источаемое камином. Он был очень… Красив? Классический костюм, белая рубашка... Инспектор мог сейчас запросто сойти за киноактера или успешного бизнесмена. Он казался насмешкой над собственным возрастом и временем, которое так долго меняло и терзало это тело, а оно, в итоге, стало по-своему еще более привлекательным. Стоило признать, что эта самая неистребимая привлекательность была насмешкой и над самим Майкрофтом. Кто они друг другу, в конце концов? Друзья? Любовники? Временные союзники на войне по имени Шерлок? Или совершенно чужие друг другу люди, преследующие каждый свою цель? Майкрофт отдавал себе отчёт, что если бы не яростный натиск со стороны инспектора, он никогда бы не решился на подобную авантюру. Словно хорошая девочка из плохой мелодрамы он жертва необъяснимого, но наверняка корыстного внимания со стороны красавца-ухажера. Что там им обычно нужно этим ловеласам? Деньги, связи, домашняя работа по химии? При всем своем выдающемся интеллекте Холмс не мог построить даже малейшей догадки. Лейстрейд начисто был лишен честолюбия и карьерных амбиций, иначе бы не упускал бездарно столько возможностей продвинуться еще выше по карьерной лестнице. Он часто бросал дела, когда все точки вставали над i, и кидался спасать новых несчастных. В итоге на его лаврах всегда почил кто-то другой, пробираясь все дальше и дальше за его счет. Так что деньги и связи отпадали сразу. Ну а в химии, к огромному восторгу Шерлока, он и сам никогда не был силен.
Тем временем Грегори уже закончил осматриваться и искал его взглядом. Пришло время выходить из тени.
—Я вырвал Вас из дома на Рождество, инспектор, — извиняющимся тоном проговорил Холмс, выходя навстречу долгожданному гостю, — так что теперь я лишь надеюсь хоть как-то компенсировать упущенные возможности.
Лейстрейд хмыкнул, обводя зал взглядом еще раз:
— Будьте уверены, мистер Холмс, очередной унылый холостятский вечер перед телеком вы компенсировали мне с лихвой.
Они неожиданно серьёзно смотрят прямо в глаза друг другу, и это выглядит немного странно.
— Ну что ж, — говорит после некоторой паузы Майкрофт, — может, присядем за стол?
Ужин восхитителен. Холмс удовлетворен степенью прожарки и соотношением специй. Его восхищение стараниями поваров выражается в самом факте употребления им столь недиетических продуктов в пищу. Лейстрейд же даже постанывает, тщательно пережевывая отличную баранину. Он часто облизывает губы и смакует каждым кусочком. Холмс слушает и смотрит на все это гастрономическое непотребство, фактически не выпуская бокала из рук, ощущая странную сухость во рту.
Утолив голод, Лейстрейд откидывается на спинку стула и вновь окидывает помещение внимательным взглядом. Майкрофт начинает нервничать, неужели он перегнул палку? Может, весь ресторан в их распоряжении это чересчур для инспектора? Ему не хотелось показаться законченным снобом.
— вам что-то не нравится, инспектор? — прямо спрашивает он, наконец.
Грегори смотрит на него слегка удивленно, словно не подавал ни единого повода для озвучивания подобного вопроса.
— Простите, мистер Холмс, но я едва сдерживаюсь, чтобы не запечатлеть себя в этом потрясающем месте, и не отправить ммс своей бывшей, — усмехается мужчина, делая небольшой глоток вина.
Пару секунд он оценивает вкус, не отводя руку с бокалом от губ.
— Она бы лопнула от зависти, честное слово... Вот только это как раз прерогатива бывших жен делать нечто подобное в отместку мужьям-жмотам. Лейстрейд корчит скорбную мину, но в его карих глазах пляшет шальной огонь.
— Ох, уж этот мир с его скучными правилами, — вдруг выдает он, и тут уже Майкрофт не может сдержать смешка:
—Боже, инспектор, в эту самую минуту у меня возникло жуткое ощущение, что вашими устами говорит мой брат.
Грегори смеется, ставя бокал на стол.
—Да, Шерлок это тот еще вирус, — вздыхает он, — но мне, правда, все нравится. Честно говоря, я был на седьмом небе уже тогда, когда получил от вас смс с приглашением в совместную поездку.
Эти слова звучат так искренне и откровенно, подчеркнутые тишиной и уединением, что им обоим становится немного неловко. Первым не выдерживает инспектор.
— Слушайте, а как же музыка? — спрашивает он, пытаясь что-то рассмотреть за стойкой администратора, не вставая со стула. — Неужели у них здесь никакой стереосистемы нет? Только артисты, что ли?
— Что-то наверняка есть, — отвечает Холмс, намереваясь подняться.
—Нет, сидите, мистер Холмс! — предугадывая его действия, просит Лейстрейд и сам отправляется на поиски музыкального пульта.
Майкрофт остается сидеть в одиночестве, размышляя. Мысли в его голове отчего-то не отличаются особым оптимизмом. Неожиданно зал оглушает визгом какое-то сумасшедшее гитарное соло, но в ту же секунду инспектор регулирует звук и ставит ненавязчивую классику с партией саксофона.
—Неплохо, — говорит он подошедшему инспектору, — весьма.
Немного напрягает то, что мужчина не намерен садиться. Он возвышается над Майкрофтом, зачем-то вытянув вперед руку.
Холмс смотрит недоуменно, его уши словно забиты ватой, и он решительно не разбирает слов Грегори.
«Потанцуем?» - наконец доходит до него.
Что ж танцевать ему не впервой. Светские рауты и званые вечера, на которых ему довелось побывать, всегда предполагали танцы. Вот только обычно он вел, а сейчас инспектор осторожно сжал вложенную в свою ладонь тонкопалую кисть и положил себе на плечо. Другая же рука легко легла на гладкую ткань пиджака Холмса в районе поясницы. Майкрофт не возражал открыто, но инспектор все же заметил замешательство, скользнувшее по его лицу.
—Позвольте мне вести хотя бы в танце и хотя бы в Рождество, — тихо просит Грегори, делая первый шаг.
Майкрофт подчинился, позволяя задавать себе ритм и амплитуду движений. Нужно отдать должное Лейстрейду — двигался он довольно умело.
— Женщины от вас, должно быть, без ума, мистер Холмс, — неожиданно говорит инспектор, опаляя горячим дыханием ушную раковину Майкрофта.
— С чего вы взяли, мистер Лейстрейд? — недоуменно спрашивает он.
Инспектор тихо смеется и немного отстраняется, не разрывая контакта.
Он внимательно проходится взглядом по удивленно нахмуренному лицу и отвечает, глядя прямо в серо-зеленые глаза.
— Такой умный, властный и холодный, — не спеша проговаривает он, — элегантный, вежливый и учтивый, полон загадок и тайн, с такими печальными глазами...
Они оба замедляют ритм танца, почти останавливаясь друг напротив друга. Майкрофт не может оторвать глаз от этого темного горячего кофе, омывающего черные капли зрачков.
—Что еще нужно женщинам? — инспектор заканчивает свою нелепую теорию риторическим вопросом.
Но у Макрофта на этот счет имеются свои соображения:
—Возможно, привлекательная внешность играет здесь не последнюю роль, инспектор. Вам ли не знать.
Холмс одновременно умудряется сделать комплимент и съязвить. Но Грегори ничуть не смущен:
— Моя жена вышла за меня, купившись на мою пьяную обольстительную улыбку. Мы познакомились в пабе, где я топил первую служебную неудачу в пинте пива, а она отмечала день рождения сестры. «Красавчик» — сказала она мне, маня за угол, где мы предались нашей первой горячей страсти возле мусорных баков. Помню, с одного из них вылез бомж и грязно выматеревшись, заявил, что мы мешаем ему спать.
— Это самая романтическая история знакомства из всех, что мне когда-либо довелось слышать, — ровным серьёзным тоном говорит Майкрофт, когда пауза затягивается, — спасибо, что поделились, — добавляет он.
Лейстрейд стискивает его пальцы, прижимаясь торсом еще ближе. Это уже не совсем танец, а скорее объятие.
— Потом она много раз называла, меня красавчиком, так что я возненавидел это слово. Ведь, все последующее разы после свадьбы это было в контексте: «вынеси мусор, красавчик», «как у тебя только мозгов хватило так нас опозорить перед соседями, красавчик» и «я потратила на тебя самые лучшие годы, красавчик». Знаете, этот «Красавчик» был синонимом лузера. Я всегда был неудачником, на которого она повелась из-за смазливой физиономии. «Красавчик» — это всегда звучало как обвинение. — Грегори тяжело вздыхает, очевидно, мысли о жене и прошлом плохо на него влияют. — Я к тому, мистер Холмс, что внешность это последнее о чем стоит беспокоиться, имея на руках все ваши козыри. Взять например вашу Молли. Она же без ума от вас!
Майкрофт вопросительно поднимает бровь и скептически смотрит на партнера по танцам:
- О какой Молли идет речь, инспектор?
Лейстрейд неопределенно хмыкает:
- Ну, не Молли, конечно. Бедняжка патологоанатом жертва бесстрастного гения Шерлока. Она преклоняется перед ним, несмотря на все те гадости, что этот подлец ей говорит. Но у Вас тоже есть такая Молли, мистер Холмс — верная тень за вашей спиной, безнадежно покоренная вашим холодным очарованием. Кажется, в последний раз ее звали Антея.
Губы Майкрофта поджимаются. Вот еще — его помощница и влюблена в него без памяти.
— Не говорите глупостей, инспектор. Антея просто целеустремленный человек, который знает за кем нужно следовать, чтобы добиться успеха.
— Да, да, — согласно кивает Грегори, — тот самый человек, который раз шесть в довольно резкой форме советовал мне держаться от вас подальше и чуть ногти не обгрыз до мяса, когда оставил нас наедине — в тот раз, в вашем сверхсекретном кабинете. Когда я вышел, на ней лица не было. Ревнивица не привыкла вас ни с кем делить, не так ли? — усмехается Лейстрейд, — Вы такой умный, а ни сном, ни духом... А ведь у нас с ней очная ставка почти с самой первой встречи после той вербовки на складе.
С каждым словом, слетающим с этих влажных красиво очерченных губ, земля под ногами Холмса движется все быстрее и быстрее. Он опасается, что скоро ноги заплетутся, и он рухнет на холодный гладкий пол.
— Как же я был рад, когда мы застряли в том домике вдвоем, — продолжает откровенничать Лейстрейд, поглаживая его талию. — Я думал, что выкрал вас у всего мира, который все никак не желал вас отпускать. Но вы были так отстраненны, так холодны со мной. Умудряясь держать лицо даже в самых недвусмысленных ситуациях. Знаете, когда я накинулся на вас, у меня действительно сорвало крышу... Я был так зол, ведь столько времени ушло напрасно! — немного безумно смеется инспектор, касаясь гладко выбритой щекой щеки Холмса, — Думал, зачем вам я — старый недалекий неудачник, когда у такого человека как вы всегда есть возможность завладеть самыми лучшими, красивыми и умными... Как она. Я думал, вы скучаете по ней, предоставляете?! Но теперь-то я знаю, что вам нет особого дела ни до кого...
Инспектор целует его шею, а Майкрофт давно сбился со счета — сколько раз подряд уже проигрывается эта музыка с саксофоном?
— Вы сумасшедший, Грегори, — выдыхает он, — и как я только мог собственноручно запереть себя с вами наедине в этом ресторане?
Лейстрейд отстраняется, лицо его сосредоточено и серьезно:
— Поцелуй меня, — первый раз мужчина обращается к нему на «ты».
Он не двигается и не нападает. Это не приказ и не проверка. Это просьба в голосе и мольба в глазах.
И Майкрофт не может отказать. Он освобождает руки и кладет ладони на горячие щеки. Секунду серые глаза вглядываются в карие, а затем Холмс сам тянется к губам Грегори, накрывая и сминая их. Вся инициатива в его руках — он целует так, как хочет, как умеет, как желает. А Лейстрейд стоит как завороженный, его глаза закрыты, а пульс учащен. Эта покорность открывает что-то новое в Майкрофте. Это не агрессия и не сладость доминирования, это совсем иная истина. Холмс вдруг понимает, что иногда секс — это покой, это то, что дарит тебе силы и поддерживает. Не соревнование и не инстинкт. Порой секс это краткий союз двух смертельно уставших сердец.
Лейстрейд вдруг отстраняется и, глядя Майкрофту в глаза, сначала расслабляет узел его галстука, а затем целеустремленно расстёгивает пуговицы на рубашке скромного служащего одну за другой. Прохладные пальцы проходятся по густой растительности, поглаживая, словно шерсть животного. Это могло быть весьма обидно, если бы не было столь волнующе. Неожиданно инспектор наклоняется и трется лицом о грудь Холмса. Майкрофт дрожит всем телом и не знает, что и думать. Тем временем Лейстрейд явно наслаждается своим занятием, его нос слегка зарывается в тёмно-рыжие завитки, а дыхание щекочет кожу. Спустя какое-то время, инспектор выпрямляется, напоследок поцеловав ненавистный Майкрофту второй подбородок, стремительно расстёгивает собственную рубашку, обнажая усеянную мелкими царапинами и свежими шрамами грудь.
Майкрофт невольно морщится, глядя на эту картину. Такими темпами Лейстрейд себя точно угробит, нужно срочно придумать, как можно максимально дольше не допускать его до опасных операций.
Прерывая поток тревожных мыслей, Грегори тесно прижимается кожей к коже Холмса, обвивая рукой его поясницу. Их легкие моментально берут единый ритм, и Майкрофту кажется, что они превращаются в единый целостный организм.
Лейстред целует его шею и плечи, поглаживая обнимающей рукой спину и поясницу. Майкрофт пьянеет от нахлынувших чувств и ощущений, он зарывается тонкими пальцами в седой ежик на затылке инспектора, поощрительно придерживая его голову в тесном контакте с собственным телом.
Грегори медленно опускается на колени, так же плавно скользя поцелуями вниз по стыдливо втянутому животу. Пальцы уверено разделываются с замком и с молнией... И Майкрофту вновь не остается ничего другого как стараться удержать равновесие и хоть какие-то крохи здравомыслия, пока инспектор Скотленд-ярда творит нечто совершенно немыслимое для своих лет и социального статуса.
Минет — это, конечно, ужасно приятно, но в то же время Холмс чувствует себя слегка некомфортно. Лейстрейд ублажает его таким образом уже второй раз. Не обязывает ли это его отплатить ответной услугой? С другой стороны, это ведь чистой воды инициатива инспектора, так что... Он не хочет быть неблагодарным, честно, но мысль о том, что ему придется встать точно также на колени перед другим мужчиной, расстегнуть ему штаны и взять в рот, заставляла его серьезно нервничать. Сам Майкрофт старался не смотреть в лицо Грегори в этот момент. Он никогда не понимал, отчего в порно актеров всегда заставляют поднимать глаза — смотреть на партнера, когда у тебя во рту его член. Что это должно выражать? Патрик тоже заставлял его смотреть себе в глаза в такие минуты. В первые разы Майкрофт был так озадачен вопросом подавления собственных рефлексов, что подобные просьбы ставили его в тупик. Он с трудом контролировал дыхание и старался расслабить горло, чтобы не опозориться перед любовником, и когда тот повелевал — «смотри на меня», сразу терялся и, как правило, сбивался с ритма, заходясь в кашле. Эти приказы ужасно смущали его. Если даже симпатичные девицы за этим делом выглядели не самым лучшим образом, то как же должен смотреться он сам — рыжий и носатый?
- В чем дело? — озадаченно спрашивают откуда-то снизу
Майкрофт удивленно моргает и опускает взгляд. Лейстрейд по-прежнему стоит на коленях, но рот его свободен. Рукой мужчина охватывает его заметно поникший ствол.
Да, всё эти глупые волнения и сомнения сыграли свою печальную роль. В горле пересохло, и Холмсу решительно нечего сказать в свое оправдание. Не дождавшись ответа, Грегори встает, отряхивает и без того чистые брюки, застегивает ремень и ширинку Майкрофта, стараясь выглядеть как можно более непринужденно.
— Извините, мистер Холмс, — неожиданно говорит он, — у вас и вправду столько работы и забот, вам бы отдохнуть хотя бы в рождество, а тут я — старый похотливый идиот.
—Не говорите глупостей, инспектор, — резко прерывает его Холмс, приводя в порядок рубашку, — вы потрясающе выглядите, уж поверьте, — здесь он слегка понижает голос, — просто, вероятно, я действительно слишком устал.
Оба чувствуют себя ужасно. Холмс успел проклясть себя уже с десяток раз, прежде чем они вновь заговорили. Ну, кем нужно быть, чтобы суметь напортачить даже во время минета? Особенно если это тебе доставляют удовольствие! Знай себе — стой и наслаждайся. Но, разве у него может выйти что-то нормально, если это касается секса? Можно было уже и привыкнуть.
— Давайте выпьем, — предлагает инспектор, потирая ладонью вспотевшую шею — плотно прилегающий воротничок рубашки неприятно колет кожу.
Холмс просто кивает в ответ, и они идут к столу.
Майкрофт понимает, что это Рождество со временем превратится в одно из тех воспоминаний, которые всплывают внезапно, но настойчиво, вызывая волну неустаревающего стыда за себя. Одному Богу известно, как он ненавидел выглядеть глупо.
Они недолго просидели в ресторане тем вечером. Обычный будничный разговор никак не клеился после всех тех откровений во время их странного танца, а продолжать говорить по душам после случившегося никому не хотелось. В итоге, они решили прокатиться по ночному городу, улицы и дороги которого были благословенно пусты.
В салоне тоже воцарилось молчание, Майкрофт был за рулем, а Лейстрейд сидел рядом и задумчиво смотрел в окно. По его виду можно было подумать, что он скорее смотрит очередное ток шоу по телевизору, а не присутствует во вполне реальном настоящем. Взгляд его был каким-то пустым и отстраненным.
— Боже правый, мистер Лейстрейд! — почти с натуральным удивлением восклицает Холмс.
Инспектор заинтересованно поворачивает голову в его сторону.
— Еще в самом начале вечера я отметил некоторую скованность в ваших движениях, — поясняет Майкрофт, — и сделал ставку на неудобное белье. Еще удивился, ведь по магазинам в Париже вы не ходили, все вещи должны быть не первыми в носке и проверенными.
Он еще не закончил свою мысль, а Лейстрейд уже ухмыляется, потешаясь над самим собой.
—До меня только сейчас дошло, — продолжает Холмс старший,— вы надели те самые неудобные плавки, которые купили еще в Лондоне.
—Заметьте — для вас , — уточняет Грегори, — я купил и надел их для вас, мистер Холмс.
Последний обескуражено вздыхает.
— И вы целый вечер терпите? Прошу заметить это крайне вредно для мужского здоровья, — с наставническими нотками в голосе комментирует он.
Лейстрейд хмыкает:
—Видите, на какие жертвы я ради вас иду. Так что паркуйте машину, мистер Холмс — как альтернатива загубленному романтическому вечеру будем смотреть на Эйфелеву башню и целоваться до самого утра.
Майкрофт действительно съезжает с дороги на смотровую площадку. Припарковавшись, он с мольбой в глазах смотрит на собеседника:
— Помилуйте, Грегори, у меня самолет в восемь утра, давайте хотя бы до полвторого.
Оба, не сдержавшись, смеются.
Лейстрейд придвигается ближе, кладя ладонь на впалую из-за многочисленных диет щеку.
— Что вы за человек, мистер Холмс, — качая головой, говорит он, — кто же торгуется с любовницами?
Майкрофт возвращается в Лондон первым. У них с Лейстрейдом разные рейсы, ведь последнему выходить на работу только в понедельник, а вот Холмс приглашен на обед в загородную резиденцию министра в день прилета. Встреча неофициальная, но каждый знает, что от официальной ее отличает разве что отсутствие галстуков, но никак не важность поднимаемых вопросов. Вообще, по большому секрету, Майкрофту случалось быть приглашенным на действительно дружеские посиделки, где не вершились судьбы мира. Он играл в гольф, шахматы, пил кофе на веранде, наслаждаясь видом. Даже командировки не всегда были такими уж безумно напряженными. Работы, конечно, было много. Ни о каком нормированном графике и говорить не приходилось, учитывая, к тому же, постоянно поступающие данные разведки. Но все же не до крайностей. Но окружающим почему-то очень нравилась идея о его сверхзагруженности и ответственности за каждое происшествие в мире. Никто и мысли допустить не мог, что он мог просто слетать в Бразилию на пару встреч, а остальное время проваляться в шезлонге с книгой. Подобное удовольствие ему выпадало не часто, но жизнь порой баловала и таким. Но скажи об этом кому-нибудь — ни за что не поверят. Будут думать, что весь отпуск проторчал в бункере при сборке новой сверхмощной ядерной ракеты, а загар — часть конспирации. В этот раз дело касалось продвижения одного непопулярного, но крайне эффективного закона. Без сомнения, по старой доброй традиции, особо полезным он окажется как раз для продвигавших его в массы. Но и для короны новый закон мог быть полезен в дальнейшем. Однако перед чем-то действительно важным должны быть сотни бессмысленных разговоров, таковы уж правила большой политики. Подъезжая к солидно раскинувшемуся меж двух холмов особняку, Майкрофт невольно отметил краем глаза машину, припаркованную почти у самого крыльца. Он сомневался, что когда-либо видел сам автомобиль воочию, но номера и марка ему были странно знакомы. Владельцем сего сверкающего великолепия немецкой сборки был точно не министр. Это не вписывалось в его тщательно продуманный образ патриота-фанатика.
—Мистер Холмс, — приветствует его высокопоставленный хозяин особняка, протягивая руку. Майкрофт вежливо пожимает крепкую ладонь, и они с министром следуют в зал совещаний. Эту гигантскую комнату с камином и охотничьими трофеями здесь называют именно так.
— Позвольте предоставить вам главного редактора «London Times», — с доброжелательной улыбкой министр знакомит его со стоящим возле камина третьим участником их небольшого собрания, — мистер Уйени любезно согласился посотрудничать с нами в вопросах связи с общественностью. Будем надеяться, что именно его перо донесет до нашего строптивого избирателя всю пользу грядущего законопроекта как нельзя лучше.
«Ах, да… Знакомый номер» — отстраненно вспоминает Холмс. — «Код № 74, выписан штраф за превышение скорости» — отчет за 20 декабря.
— Добрый день, мистер Холмс, — учтиво приветствует его старый знакомый, протягивая руку для рукопожатия, когда они с министром преодолевают разделяющее собеседников расстояние, и все трое садятся за стол.
В ходе беседы скопившееся напряжение понемногу отпускает Майкрофта, который, тем не менее, внешне с самого начала остается совершенно невозмутимым. Его устраивает то, что Уйени ничем не выдает их старого знакомства. Скорее всего, он ранее вскользь упоминал министру, что они когда-то пересекались в этом большом мире, но сделал это мастерски тонко, так что отличавшийся особым любопытством чиновник оставил эту тему довольно быстро. Говорят они, слава богу, в основном только по делу, ограниченные каждый своим собственным графиком. Когда отведенное время подходит к концу, Майкрофт еще раз просит прощения за то, что вынужден покинуть столь приятную компанию, и обещает со своей стороны выполнить все оговоренные условия. Хвала богам, что про нехватку времени он действительно не лгал и предупредил министра, едва получив приглашение, о том, что сможет задержаться не более чем на пару часов. В любом другом случае его поспешный уход выглядел бы как бегство. В том, что это и было чистой воды бегство, Холмс категорически отказывался признаваться даже самому себе.
Он уже садился в машину, когда на пороге показался Патрик, дымя сигаретой.
— Рад был увидеть вас, мистер Холмс, — выдыхая марево дыма, сказал он, глядя не то насмешливо, не то оценивающе.
— Взаимно, — сухо ответил Майкрофт, не позволив смутить себя.
— Я был наслышан о вас, дорогой друг, — продолжил вещать Уйенни из окружившей его белой дымки, — но мне не удавалось ни на шаг приблизиться к вашей скрытной персоне. Вы крайне сложная мишень, — заключил он, и его губы невольно расползлись в такой знакомой ухмылке.
Майкрофт не был намерен обмениваться и дальше этими милыми «любезностями». У него не было на это ни времени, ни желания.
—Что ж, приму это как комплимент, — с деланным равнодушием ответил он, — а теперь прошу меня простить – работа не ждет.
Холмс улыбнулся на прощание и хлопнул дверью, располагаясь в салоне.
Только выехав далеко за пределы резиденции, Майкрофт позволил себе перевести дыхание. Мысли, ощущения и эмоции хлынули в него бурным потоком. На самой встрече он был словно под анестезией, разум взял всё под свой контроль, подавив малейшие проблески чувств. Сейчас он мог с поразительной точностью припомнить все детали, которые опускал до этого, словно сделал множество снимков, и сейчас пришло время их проявить. Эти темные усмехающиеся глаза... Как он мог сравнивать живой и теплый взгляд Грегори с этими холодными кусками горной породы? Перепутать тлеющую чувственность, томившуюся в улыбке и движениях инспектора с примитивными повадками хищника? Эта встреча обескуражила Холмса, но в то же время открыла глаза. Майкрофт неожиданно задумался, почему тот давний печальный опыт оставил такой четкий отпечаток в его памяти? Ведь в жизни случается и не такое. Что произошло тогда на самом деле? Безусловно, он был унижен, осознав, что им пользовались, но неужели его самолюбие настолько велико, что он не смог прийти в себя за столько лет? Или может произошедшее убило его веру в какое-либо чувство, кроме эгоистичного желания обладать и властвовать? Майкрофт устало прикрыл глаза, стараясь хоть немного усмирить агонизирующий разум.
Последняя, пришедшая в голову мысль, была настолько проста, но при этом так болезненно откровенна, что ему трудно было проговорить ее даже про себя. Что если он любил Патрика все это время? Любил тогда, когда отдавался ему, уткнувшись носом в ковер, любил, когда подслушал тот ужасный разговор и продолжал любить все эти годы? Призрак былой любви не покидал его, настоящий образ стерся и истлел, но он наделил его новыми качествами, усилил краски и любил совершенно нереального человека. Сейчас, взглянув в столько лет пугающее его лицо, Холмс не нашел там ничего, из того, что хранил в своей памяти. Это было так чудовищно нелепо, что сейчас, сидя в машине, Холмс был благодарен за разделяющую салон перегородку. Ему бы не хотелось, чтобы водитель видел его, ведь он трясся от смеха, прикрывая дрожащей холодной рукой глаза. Кажется, в уголках даже проступили слёзы. Он испортил себе столько лет жизни из-за любви к фантому. Но это ничто по сравнению с тем, что он делал с Грегори. С этим честным и доблестным служителем закона. По какому-то невероятному стечению обстоятельств, инспектор проявил к нему интерес и что самое удивительное оставался настойчивым и терпел разные нелепые выходки с его стороны. Он чуть не променял живого человека на мираж, приписав Лейстрейду все грехи Уйени и собственные страхи.
Промокнув глаза и лоб платком, он убирает его обратно в карман и достает телефон. Холмс хочет отправить инспектору сообщение, но обнаруживает, что тот написал ему первым.
Проснулся помятым, с саднящими губами и засосом на шее – как в лучшие годы своей юности. Спасибо за потрясающие каникулы, мистер Холмс! Не смотря ни на что, надеюсь на скорую встречу.
Г.Л.
Немного поразмыслив, Майкрофт решает ничего не писать в ответ. Он надеется, что инспектор будет приятно удивлен, насколько скорой окажется их встреча.
Вечером он подъезжает к дому Лейстрейда, затерявшемуся в сотне точно таких же жилых коробок, поднимается на нужный этаж и звонит в дверь. Инспектор открывает не сразу и к тому времени, когда замок начинает прокачиваться, Холмс успевает слегка стушеваться. Он не просмотрел последние данные, решив в кои-то веки поступить импульсивно и не свойственно самому себе, и теперь опасался, что инспектор мог быть не один. Но дверь открывается и за ней стоит сонно щурящийся Лейстрейд. Праздный образ жизни слегка сбил его спартанский распорядок дня, и мужчина мог позволить себе выспаться вволю. Внезапный визит Майкрофта, очевидно, поднял его с постели. Вообще в планах Холмса все выглядело совсем иначе. Он решил, что придет к Грегори и набросится на него с порога, чтобы страсть сожгла их обоих в лучших традициях телемелодрам. Но жизнь есть жизнь и многое, что выглядит уместным теоретически, на деле оказывается каким-то фарсом.
— Простите что без приглашения, — извиняется он.
Грегори удивлен, но, слава богу, не раздражен, а наоборот выглядит даже… Обрадованным?
Инспектор пропускает его внутрь квартиры, он не спеша вешает пальто и складывает шарф и перчатки. Затем они смотрят друг на друга, переминаясь с ноги на ногу на самом пороге. Лейстрейд выглядит настороженным и растерянным. Он хоть и рад, но не знает, чего ему следует ожидать. Не удивительно, ведь он как никто знаком с его манерой разрешать… Интимные вопросы.
— Мистер Холмс, — начинает инспектор, но Майкрофт не дает ему договорить. Он подходит к мужчине и целует его, обняв за плечи. Когда они отрываются друг от друга, темные глаза Лейстрейда превращаются в почти черные, а скулы алеют.
— Я поднял вас с постели, инспектор, что непростительно, поэтому намерен как можно скорей загладить свою вину и вернуть вас обратно, — говорит Холмс и легко подталкивает инспектора к дальней комнате, где горит мягкий приглушенный свет от прикроватной лампы. Грегори понимает намек, и они отступают назад, не размыкая объятий. Кто сказал, что страсть должна быть сбивчивой и неуклюжей? Оторванные пуговицы, падающие вещи, быстрые поцелуи… Они никуда не торопятся. Майкрофт почти деловито вешает пиджак на спинку стула, Грегори помогает ему снять рубашку и развязать галстук. Холмс вытягивается на все еще хранящей тепло инспектора простыни, пока тот расстёгивает его ремень, тянет собачку на молнии вниз, выдавливает пуговицу из петли и спускает брюки Майкрофт сначала до лодыжек, а потом снимает их вовсе. Инспектор избавляет от собственных пижамных штанов и седлает бедра Холмса, стягивая через голову футболку. Грегори заставляет Майкрофта вытянуть над головой руки и ведет кончиками пальцев по внутренней стороне запястий и предплечий до самых подмышек, затем наклоняется и целует его куда-то в плечо. Лейстрейд щекотно, но возбуждающе проводит губами вниз по правому боку и слегка наискось, добираясь до впадинки пупка. Наградив достигнутую точку легким поцелуем, он сползает с Холмса и тянет его белью вниз – через бедра, колени и лодыжки прочь. Возвращаясь, инспектор целует его ноги, легко прихватывая губами усеянную жёсткими волосками кожу. Добравшись до налитого члена, Лейстрейд облизывает его несколько раз, осторожно сдвигая тонкую кожицу вверх и вниз. Потом он отодвигается, копошась в тумбочке и, в конце концов, Майкрофт может увидеть искомый предмет. Бледно розовое колечко презерватива касается головки, но Холмс останавливает Грегори:
— Постойте инспектор, — говорит он, — не могли бы вы сделать это для меня сегодня? — спрашивает он, словно речь идет о какой-то заурядной просьбе, как сварить кофе или вызвать такси.
Темные глаза смотрят на него испытывающее и, наверное, недоверчиво.
— Вы имеете в виду, что … — неловко начинает инспектор, с трудом подбирая слова.
— Трахните меня, Грегори, — как можно более точно изъясняется Холмс, чувствуя одновременно и неловкость от высказанной грубости и возбуждение от того как пошло это прозвучало.
Лейстрейд шокирован, но переводит дыхание и улыбается, нежно поглаживая его бедро.
— Как прикажите, мистер Холмс, — с максимально ответственным видом отвечает он, словно только что получил задание из штаба.
Майкрофт улыбается в ответ и ловит губами поцелуй от склонившегося над ним инспектора.
Мужчина расправляется с собственным бельем, и Холмс завороженно наблюдает, как он раскатывает презерватив по своему эрегированному пенису, разместившись между его раскинутых ног. Майкрофт невольно отмечает, что природа не обделила Грегори размером, и с волнением вспоминает о своем двадцатитрехлетнем перерыве между подобными развлечениями.
Но Лейстрейд вновь умудряется смутить его даже в такой ситуации. Он берет его закинутые над головой руки в свои и кладет их на бедра самого Майкрофта, побуждая его прижать колени к груди и держать собственные ноги в таком положении. Холмс исполняет все безропотно, считая что хуже быть просто не может, до тех пор пока инспектор, вместо того чтобы толкнуться в него, не спускается ниже и не касается горячим дыханием открытых ягодиц. По его промежности проходятся языком, и одному богу известно, что именно удерживает его от того чтобы не соскочить с кровати и не прекратить все это немыслимое действо. К своему ужасу через какое-то время Майкрофт понимает, что происходящее доставляет ему невообразимое удовольствие: движения языка, описывающего круги по его мошонке и ласкающего анус, приводят его в состояние почти исступления. Но ноги немилосердно затекают, и Холмс позволяет опустить их на плечи инспектора, который явно вошел во вкус. Затем в него проникают смазанные чем-то пальцы, и эта растяжка длится, кажется, целую вечность. Когда инспектор приставляет головку собственного члена к его разработанному отверстию, Майкрофт уже настолько раскрепощен предыдущими действиями, что вместо опасений и ненужных мыслей в его голове гуляет шальной ветер. Грегори входит в него… И смотрит, смотрит, смотрит… Не отрываясь… Невозможный человек! Кажется, раньше он сетовал на ковер, в который его неизменно утыкали носом во время соития, теперь же он был бы только рад, если бы ему предоставили возможность спрятать куда-нибудь свое пылающее лицо. Но он учится, учится выдерживать этот взгляд, и в какой-то момент вместо раздражения он приносит ему удовлетворение и радость. Он видит страсть в глазах Грегори и что-то такое, что им еще предстоит обсудить. Возможно не сегодня и не завтра, но когда-нибудь точно, ведь Холмс уверен, что это «что-то» есть и в его глазах, оно зародилось где-то глубоко внутри его существа несколько лет назад, когда он впервые зашел по делу Шерлока в заставленный коробками кабинет и увидел его владельца.
— Знаешь, я всегда признавал преимущества однополого размножения, — ни с того ни сего заявляет Майкрофт, задумчиво уставившись в потолок, спустя несколько часов сна и нескольких десятков разговоров.
Грегори недоуменно вскидывает бровь, глядя на разомлевшего под боком Холмса и, не сдержавшись, фыркает, осторожно переворачиваясь на тонкое распластавшееся рядом тело:
— Ну… Размножение я тебе не обещаю, но кое-что однополое попробовать можно…
Инспектор увлеченно расцеловывает веснушчатую грудь, не обращая внимания на насмешливое фырканье сверху.
— Неуч, это называется партеногенез. Имеется в виду не две однополые особи, а один организм, который может оплодотворить сам себя.
— Ммм… — мычит из-под одеяла Грег, — это самое сексуальное, что я когда-либо слышал — не останавливайся…
Теперь уже смеются оба, хотя с каждой секундой обоим становится все больше не до смеха.
— Хмм…— выдыхает Майкрофт, — таким способом размножается тля, блохи и некоторые виды кольчатых червей…
— Боже, — с нескрываемым восторгом шепчет Грег, творя своими пальцами и горячим ртом что-то немыслимое с телом любовника, — что ж ты со мной делаешь, я сейчас сойду с ума… Не может быть! Кольчатые черви… ммм…
Смех в очередной раз смешивается со стоном, и Холмсу остается не так уж много времени на размышления, ведь скоро разум вновь помутится от страсти.
Но в этот короткий промежуток до полного погружения он успевает задуматься, что, порой, секс это … Любовь?